В течение Великого поста в храме звучит множество молитвословий, песнопений, которые не раздаются под его сводами в какое-то другое время. И одно молитвословие звучит чаще всего – это молитва преподобного Ефрема Сирина. И мне кажется, что имеет смысл поговорить о тех прошениях, из которых эта молитва состоит, потому что время, что мы проводим в храме за богослужением, достаточно краткое, и не всегда удается по-настоящему вдуматься, вчувствоваться в те слова, которые произносит священник и которые обязательно должны при этом находить отклик в нашем сердце.

Молитва именуется молитвой преподобного Ефрема Сирина, потому что принадлежит этому великому подвижнику Православной Церкви, который жил в IV столетии по Рождестве Христовом – в Сирии, как можно догадаться по его наименованию. Но, наверное, нельзя сказать, что он эту молитву специально "написал" – скорее, она была выбрана из прочих молитвословий, которыми наполнены его творения. Этот святой не писал или, как говорят сегодня, не составлял молитв как таковых, но очень часто от рассуждений о жизни подвижнической, о жизни христианской он в своих трудах переходит к тому, что начинает возносить благодарение Богу или каяться перед Богом или чего-либо у Бога просить, необходимого для его спасения, – и вот из числа различных таких молитвенных его прошений выделилась та краткая, но удивительно емкая молитва, которую Церковь положила прочитывать в храме в дни Великого поста.

Эта молитва начинается такими словами: "Господи и Владыко живота моего…" Человек очень часто, забываясь, полагает, что владыкой своего живота, то есть своей жизни, он является сам. Человек что-то планирует, человек чего-то добивается, человек к чему-то стремится – и забывает при этом задать себе один такой простой и такой необходимый вопрос: а угодно ли Богу то, к чему я стремлюсь, чего я хочу, чего я добиваюсь, и вообще, знаю ли я, сколько мне еще Богом определено прожить на этой земле? Как говорит апостол Иаков: "Вы, говорящие: “завтра пойдем туда-то и сделаем то-то”, разве не знаете вы, что жизнь наша подобна пару?"[1]. Мы убеждаемся в этом, когда на наших глазах кто-то из наших близких, из наших знакомых из этой жизни совершенно неожиданно уходит. Но это скорбное и вместе необходимое знание куда-то испаряется, когда дело касается нас. И вот напоминают нам слова этой молитвы о том, что Господь есть Владыка живота нашего, то есть нашей жизни. И если чего-то мы по-настоящему хотим, если к чему-то мы по-настоящему стремимся, то, безусловно, Ему мы должны поверять свои желания, стремления и от Него ожидать либо их исполнения, либо, наоборот, неисполнения. Как говорил отец Иоанн (Крестьянкин), мы должны благодарить Бога не только за то, что Он нам дает, но, наверное, еще более за то, чего Он нам не дает. Потому что порою и ищем, и просим мы совсем не того, что нам полезно. Далее в молитве следуют такие слова: "Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми". Что такое дух праздности? Практически все святые отцы согласно говорят о том, что одно из самых больших зол в человеческой жизни – это праздность, то есть состояние, когда человек совершенно ничем не занят. Это именно так потому, что праздность рождает огромное количество других, следующих за ним зол. Во-первых, если человек празден, то есть если он, попросту говоря, бездельник, это уже говорит о том, что ничего доброго он собою не являет, – ведь каждый человек что-то собой представляет, собственно говоря, по тем делам, которые он совершает. И не только вера без соответствующих ей дел мертва, но и жизнь человека без дел тоже жизнью живой, конечно же, не является. Есть люди, которые, по слову апостола Павла, "ничего не делают, а суетятся"[2], – но суть не в том, что мы можем показать пальцем на этих людей, а в том, что есть какие-то моменты и в нашей жизни, всмотревшись в которые, мы поймем, что и мы сейчас ничего не делаем, а только суетимся – суетимся впустую. Правда, иногда бывает, что мы суетимся с каким-то добрым намерением, но порой – и безо всякого намерения. И вот это состояние праздности опасно не только тем, что мы можем быть осуждены Богом как ничего не делающие, как ленивые, как нерадивые люди, оно опасно и тем, что праздность – это как бы пустота, а природа, в том числе природа духовная, пустоты совершенно не терпит. Когда наша жизнь пуста и добрыми делами не наполнена, ее стремится чем-то наполнить враг. И можно видеть, как огромное количество ошибок, падений, преткновений человек совершает именно тогда, когда бывает ничем не занят. Когда у человека есть дело, когда у него есть обязанности, когда у него есть какая-то сфера ответственности, это не дает ему совершить очень многие легкомысленные поступки. Вот недели две тому назад у нас такое ЧП случилось: ехали какие-то молодые люди, куда-то мчались со страшной скоростью ночью, и они врезались в ограду нашего храма, чуть не снесли охранников вместе с этой оградой… они ничем не были заняты. К сожалению, такие вещи с молодыми людьми, ничем не занятыми, происходят очень и очень часто. Но, впрочем, это может происходить и не только с молодыми людьми, потому что праздность может быть присуща любому человеку. Затем мы просим, чтобы Господь не дал нам духа уныния. Уныние – это состояние духовного паралича, когда человек не только угнетен духовно, но и практически ничего не может делать. Пока человек не унывает, он борется, он трудится, он как-то бьется. Помните лягушку из сказки, которая упала вместе с подругой в кувшин с молоком? Подруга начала унывать, сложила лапки и утонула, а она сама не унывала, работала лапками; естественно, что выбраться она не смогла, но молоко постепенно сбилось в масло, и она в какой-то момент вдруг оказалась стоящей на твердой поверхности. Это, на самом деле, очень точная аналогия того, что делаем мы в нашей христианской жизни. Вот мы такие, какие есть – и без благодати Божией мы себя изменить не можем. И мы бьемся, бьемся, бьемся, у нас ничего не получается, но Господь, видя эти труды, под наши ноги, до того бултыхавшиеся в какой-то взвеси, вдруг подводит твердую поверхность – и мы встаем на ноги и даже можем идти дальше. Так вот, уныние как раз приводит к тому, что человек погибает, поскольку перестает делать что бы то ни было ради своего спасения, а порой перестает делать что бы то ни было вообще в принципе. Есть такой замечательный пример в одном из патериков. Некий отец своего сына отправил трудиться на поле. Тот пришел на назначенное место, увидел, что поле огромное, все заросло какими-то сорняками, и понял, что ему не по силам его от сорняков очистить и тем более не по силам чем-то потом засеять. Он впал в такое уныние от этого, что лег спать. И вот он приходил туда и спал – неделю, две недели; в конце концов на поле решил наведаться отец, и он увидел, что сын вообще ничего не сделал. Он разбудил его и говорит: "Сынок, вот если бы ты каждый день хотя бы такое количество земли обрабатывал, какое ты занимаешь, когда спишь, то уже значительная часть этого поля была бы готова к тому, чтобы на нем что-то можно было сеять". На самом деле, даже когда мы начинаем делать что-то малое, борясь с унынием, нам что-нибудь да удается. А когда что-то удается, уныние проходит – есть такой закон духовной жизни. И, собственно говоря, здесь прямая связь: вот есть праздность, то есть ничегонеделание, в том числе в духовном плане, – и человек впадает в уныние. Есть деятельность живая – и уныние отступает. Конечно, бывают особые состояния, когда уныние является следствием бесовского искушения, когда наша душа чувствует себя так, будто ее кто-то буквально сжимает, мучает и давит, но такие периоды все-таки бывают не очень длительными. И в это время нужно обязательно, с одной стороны, что-то делать – потому что, как я сказал, деятельность помогает человеку с унынием справиться, а во-вторых, нужно молиться Богу, чтобы Он от этого уныния нас освободил. Есть такое средство, о котором мы часто забываем: в унынии нужно обязательно Бога благодарить. Каждый человек в своей жизни может вспомнить какие-то моменты, когда он был действительно Богу благодарен, когда он переживал маленькие чудеса Божией милости и любви к нему. Вот их очень важно в момент уныния оживить в памяти и за них Бога благодарить. Кроме того, нужно вспоминать в это время о том, что и прежде бывали какие-то искушения, бывали непростые состояния, и они проходили – потому что человек унывает обычно тогда, когда ему кажется, что то плохое, что есть сейчас, никогда не кончится. А это очень страшный обман со стороны врага: на самом деле кончается всё – и плохое, и, к сожалению, хорошее. И вот за это чередование надо тоже благодарить Бога. Нужно уметь быть благодарным Господу и за само это состояние уныния, потому что для человека очень полезно, если оно приходит именно как искушение, а не как следствие нашей бездеятельности. В это время человек имеет возможность стать более мужественным. Как можно упражняться в том, чтобы стать мужественным? Только тогда это возможно, когда есть что-то, что надо преодолеть. А уныние – это одно из самых трудных препятствий для преодоления. Итак, молится преподобный о том, чтобы Господь избавил его от духа праздности, уныния и вслед за тем – от духа любоначалия. Что такое дух любоначалия? Кажется, что речь идет о людях, которым дано в жизни какое-то начальственное послушание – они имеют некий общественный и социальный статус, могут кем-то управлять, и они это неким греховным образом любят. На самом деле это совершенно не так. Любоначалие может быть присуще совершенно любому человеку, в том числе и такому, который вообще не имеет подчиненных. Любоначалие – это когда человек любит быть главным, любит быть что-то значащим, любит, чтобы другие люди его слушались, подчинялись ему, уважали его, – и когда всего этого не происходит, когда Господь ему этого не дает и когда люди ему в этих его желаниях и стремлениях навстречу не идут, очень расстраивается, очень переживает, не может найти себе места, не может найти покоя и считает, что вся его жизнь проходит зря, раз ему не удается никем покомандовать. Ну а уж если к тому же командуют им, то это просто трагедия, которая наполняет сердце горечью, печалью, тоской и тем же самым унынием так, что вообще непонятно, как жить. Этот дух, на самом деле, очень страшный, и это не просто страсть, это не просто состояние – это именно дух. Дух злой, дух бесовский, потому что, собственно говоря, и падение Денницы произошло потому, что он искал этого начальствования: он был на определенном месте в ангельской иерархии, а ему хотелось стать выше этого – ему хотелось стать выше даже Самого Бога. То же самое происходит и в душе человеческой. Когда человек не стремится к господству над кем-либо, Господь Сам определит, на какое место его поставить, что ему доверить, какую ответственность на него возложить и, наоборот, – какую не возлагать. Если же человек добивается во что бы то ни стало того, чтобы быть начальником, маленьким или большим, возможно, что он этого добьется. Но, как опять-таки говорят многие святые отцы, нет более прямого пути к погибели, нежели добиваться начальства, не будучи к нему призванным. Даже когда человек ставится в какое-то положение, в котором он должен управлять другими людьми, ему нужно следить за тем, чтобы относиться к этому не как к привилегии, не как к почетной должности, а как к ответственности, как к послушанию, которое дано ему Богом, помня, что за всё, что было доверено, Господь с него спросит. Просит преподобный Ефрем, чтобы Господь не дал ему и духа празднословия. Празднословие отчасти сопряжено с праздностью, а отчасти сопряжено и с унынием, и с любоначалием. Человек начинает много и праздно, то есть попусту, говорить, во-первых, когда он ничем не занят. Когда человек очень сильно занят, то бывает наоборот: к нему с чем-то обращаешься, а он отвечает: "Я не могу говорить, простите меня, пожалуйста…" И когда его кто-то в этом состоянии пытается донимать разговорами, он всячески старается их от себя отсечь, отложить, и даже порой из-за этого возникают какие-то трения. Когда же у человека много свободного времени и сил, он очень любит потратить их на то, чтобы о чем-то поболтать – о чем-то, о чем на самом деле говорить нет никакой необходимости. Господь говорит в Евангелии о том, что за каждое праздное слово мы должны будем дать ответ в День Суда. Почему? Потому что слово есть некий уникальный инструмент, данный нам, в первую очередь, для общения с Богом: ведь когда мы Богу молимся, то свою молитву облекаем в словесную форму. Молитва может заключаться и в чувстве сердца, не требовать слов, но это бывает достаточно редко: это состояние, которого человек далеко не всегда достигает. Чаще же всего мы молимся Богу, произнося вслух или про себя определенные слова. И в то же время слово – это средство общения с людьми. И вот есть такая закономерность: если человек пользуется словом неаккуратно, неосторожно, небрежно, то оно начинает терять свою ценность. Оно утрачивает ту силу, которая ему принадлежит изначально. И соответственно, слово наше обесценивается не только при общении с людьми – оно обесценивается и в молитве. Почему бывает так, что мы становимся молиться, произносим слова, важнее которых нет и не может быть ничего, потому что мы стоим перед лицом Самого Бога и просим о спасении нашем и наших ближних, – а наше сердце на это не откликается, не отзывается? Потому что мы не чувствуем силу этих слов. И не только в жизни отдельного человека, но и вообще – чем больше звучит лжи, чем больше произносится необдуманных, безответственных высказываний, тем больше слова девальвируются, тем больше утрачивают свое значение, которое было им присуще первоначально. И мы живем в мире, где всё это происходит. Но еще страшнее, когда это происходит с нами самими, когда мы настолько небрежны со своим собственным словом. Почему это связано еще и с духом уныния? Потому что когда человек унывает, ему обычно тоже очень хочется поговорить; наверняка каждый из нас с этим тоже сталкивался. Когда мы находимся в угнетенном состоянии, хочется говорить о чем-нибудь, чтобы это состояние прошло или отошло. Но зачастую это проблемы не решает, потому что проблема находится глубоко в нашем сердце и разговор с другими людьми не спасает нас. Почему празднословие бывает связано и с любоначалием? Потому что человек, который стремится к начальствованию, тоже зачастую очень любит поговорить. Он любит учить, он любит объяснять, он любит командовать, руководить, распекать и прочее. Нередко такого рода речи тоже бывают праздными. Вообще нет такого греха, в который бы человек впадал так удобно, как в грех празднословия. И наверное, нет среди нас ни одного человека, который бы этим грехом не согрешал. Даже если бы кто-то из нас не обладал даром речи, это бы не значило, что он был бы свободен от греха празднословия. Потому что помимо греха празднословия есть к нему очень близкий и фактически повторяющий его грех – праздномыслие. Человек может молчать, но мысли его неизвестно где носятся, и как только у него появится возможность кому-то их содержание высказать, он тут же его выскажет. А если не будет такой возможности, то он будет их рассказывать самому себе, потому что, как вы знаете, нет занятия приятнее, чем поговорить с умным человеком, а умнее-то нас, пожалуй, никого и не найдется…(ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ).

ЖЖ игумена Нектария