События 4-5 ноября 2017 г. многим могут показаться смехотворными: что это за революция, о которой так открыто и столь долго говорят в ютубе? Ведь считается, что революция – это то, что долго, тщательно и тайно готовится, что начинается с внезапного выстрела «Авроры».

На самом деле, революции бывают разные, это известно из истории. Другое дело, что о революциях не принято оповещать заранее, а почему так произошло с этой, я скажу чуть позже. Бояться же власти следует всякой революции, и наша власть ее, конечно, боится.

И зря – в стране нет революционной ситуации, которая с необходимостью должна предшествовать любой революции, нет того самого ленинского «верхи больше не могут, низы больше не хотят». Наши верхи могут, наши низы хотят.

Могут не потому что в стране стабильность и единство – их нет и в помине, сколько бы нас ни пыталась уверить в обратном ложь пропаганды.

Хотят, не потому что люди всем довольны и поддерживают партию и правительство.

Одни могут, другие хотят, потому что печальнейшим итогом российской действительности последних десятилетий стала массовая деградация личности, на мой взгляд, искусно культивируемая. Она выражается во всеядности, опасливости, соглашательстве и приспособленчестве большинства, как должное принимающего преступность, наглость и лживость меньшинства.

Да, именно опасливость, а не страх. Страх заставляет людей бояться чего-то действительно серьезного, угрожающего их жизни, здоровью, благополучию их близких. Пискариная опасливость – это трусливое «как бы чего не вышло» и подленькое «а вдруг?», связанные с нежеланием поступиться во имя свободы и справедливости чем-то даже незначительным, потерять малое, и толкающие людей на крохотные вроде бы подлости, с которых начинается стремительное и необратимое нравственное падение. Именно эта опасливость и обеспечивает уже привычное для России молчание ягнят в ответ на произвол власти, повсеместное лицемерие, закрытые глаза и заткнутые уши слишком многих.

Эта же деградация личности, но в крайне уродливых формах и в особо крупных размерах позволяет власть имущим делать бессовестно и безнаказанно то, что явно противоречит закону; делать не просто нагло – в полной уверенности, что так и должно быть, что все позволено и все можно.

Деградация отдельной личности, разложение общественного сознания приводят к тому, что вместо революционной ситуации в стране имеет место ее полная противоположность – антиреволюционная ситуация, «верхи хотят, низы могут».

Верхи хотят продолжать нагличать по-прежнему, все больше и больше; низы могут это терпеть все дольше и дольше.

Известно также, что для свершения революционных преобразований достаточно всего одного процента недовольных активных. Но ведь нет и одного. В Саратове, например, в прогулках «Свободных людей» участвовало не более сотни человек, а город-то почти миллионный – менее 0, 1 промилле в университетском городе! Вот он истинный процент активных и свободных – он исчезающе мал.

Вот именно поэтому о революции и заговорили заранее. Эти разговоры и были тем самым «гоп», которое иногда стоит сказать перед тем, как прыгнешь, чтобы прыжок состоялся. Разговоры о революции сеяли кураж, так необходимый русскому человеку и уже почти утерянный нацией; растили уверенность и человеческое достоинство. И посеяли – у крохотного меньшинства.

А вчера... Вчера на улицы вышли мечтатели; вышли прекраснодушные; вышли как дети; вышли из принципа; вышли, не надеясь; вышли, потому что нелепо; вышли, чтобы арестовали; вышли, чтобы создать прецедент и задать образец для тех, кто ещё не совсем пискари. Конечно, это была не революция и даже не ее подобие – это был акт отрясания с себя грязи и ила, акт всплывания со дна болота, акт нравственного становления тех, кто все ещё способен на это.

Подобные ситуации уже случались в России, самая известная из них произошла в декабре 1825 г. Люди были другие, и время другое, а ситуация та же – без малейшей надежды на успех. Обычно от таких событий до революции очень далеко, но события эти будят умы, пусть и немногих, – в этом их историческое предназначение. Глупо это? Да, с точки зрения писарей.

Я очень сожалею, что обстоятельства и незнание не позволили мне вчера встать в ряды нравственно становящихся. Но не последний день живем.