(ко дню рождения Гоголя)

Гоголь велик, могуч и прекрасен, как русский язык. Он «май... именины сердца», чудеснейшая радость, невероятное, наслаждение.

Гоголь увидел жизнь «глазами души» и рассказал о ней «сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы». Да так, что всякому ступившему вслед за ним на путь русской сатиры только и остаётся – поискать что-нибудь новенькое, чего при Гоголе не случалось, иначе не стоит и браться за перо. Лишь гению Салтыкову-Щедрину удалось не затеряться в его сияющем великолепии, но и тот всегда и только второй.

Впрочем, Гоголь, возможно, предвидя свое литературное воцарение, сам же и утешает литераторов: «пишут не потому, чтобы тягаться с кем бы то ни было, но потому что душа стремится излиться ощущениями».

И раскрывает свой секрет: «Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку».

Описать же Гоголя под силу только самому Гоголю, он это и сделал, явив себя в каждой своей строке.

Ах, как сладко, как дивно, как прекрасно и страшно читать его!

Читая Гоголя, постоянно «дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок». И понимаешь: «в каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно, как поэт».  

И все время соглашаешься с ним,  видя прочитанное поблизости: «Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека»; «Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек»; «Куда бы кто ни был посылаем и по какой бы то ни было надобности, он всегда прежде заходил на кухню».

И постоянно узнаешь себя: «О, моя юность! о, моя свежесть!»; «Я люблю поесть. Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия»; «Нет ничего приятнее, как быть обязанным во всем самому себе».

И смеёшься от правды: «Да, таков уж неизъяснимый закон судеб: умный человек – или пьяница, или рожу такую состроит, хоть святых выноси».

И восхищаешься филигранностью: «Переводчик должен быть, как стекло, такое прозрачное, что его не видно»; «Толстые умеют лучше на этом свете обделывать свои дела, нежели тоненькие»; «Стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой».

И всякий раз дивишься его современности: «Нет ничего сердитее ...всякого рода канцелярий».

И печалишься, понимая: «Все обман, все мечта, все не то, чем кажется», а  жизнь – «это разрушение мечты действительностью».

И полностью осознаешь: «Бог недаром повелел каждому быть на том месте, где он стоит. Нужно только хорошо присмотреться вокруг себя».

И находишь оправдание собственной злости: «Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество ...к прекрасному, пока не покажешь ему всю глубину его настоящей мерзости»:

И стараешься следовать его призыву: «Не будьте мертвыми душами, но живыми».

А уж про дам – экая тонкая прелесть! «Но позвольте заметить: я в некотором роде... я замужем»; «муслины, атласы, кисеи были таких бледных модных тонов, каким даже и названия нельзя было прибрать»; «все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить»; «каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом».

И про чиновников – насмерть убил: «Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет»; «Один только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья»; «Она сама себя высекла!».

И про Россию – в самую точку: «Не житьё на Руси людям прекрасным. Одни только свиньи там живущи»; «Русь, куда несёшься ты? Дай ответ. Нет ответа».

Ай да Гоголь! Ведь про себя написал: «Много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни и возвести её в перл создания».