Вчера мы отпели и похоронили Лизу. И, хотя священнику на протяжении всей своей жизни приходится напутствовать людей перед смертью, отпевать и хоронить – так же, как крестить, венчать, исповедовать и причащать – я понимаю, что этот день никогда уже не забуду. При всей его наполненности болью, трагичности он оказался совершенно необычным, непохожим на иные, и сквозь эту боль и трагичность – удивительно светлым.

Отпевание было назначено на 11.30, мы понимали, что проводить Лизу в последний путь придет много людей, специально собирали накануне собрание с сотрудниками и волонтерами, чтобы продумать и подготовить все должным образом. Понимали, что в храме будут присутствовать и те, кто переступил его порог впервые, и хотели встретить их так, чтобы они не чувствовали себя чужими. А главное – чтобы ничто не добавило в этот день боли родителям и близким Лизы. Мы и правда переживали за это: ведь мы все хорошо знаем, что порой творится в храме, когда там во множестве собираются люди, от Церкви далекие,– на Крещение, Вербное воскресенье, Преображение, а порой даже и на Пасху и на Рождество.

Уже в 11.10 мы были вынуждены прекратить пускать людей внутрь: наш совсем не маленький храм больше никого не мог вместить, и пока несколько сот человек молились внутри, сотни ждали своей очереди на улице. Да, мы всё постарались организовать так, чтобы не допустить конфликтных ситуаций, задержек, недоразумений. И нам очень хорошо помогали в обеспечении порядка ребята из какой-то самоорганизовавшейся дружины, участвовавшие до того в поисках Лизы. Но дело даже не в этом.

Всего через храм для того, чтобы помолиться о Лизе и проститься с ней, прошло больше 2000 человек. И я, наверное, никогда еще не видел, чтобы люди, совершенно незнакомые, никак не связанные друг с другом, были настолько едины, настолько самоорганизованы и сосредоточенно тихи.

Я думал об этом и после, уже на кладбище, где людей было меньше – 300-400 человек. Я смотрел на их лица, на слезы и сам, с трудом справляясь со слезами, ощущал смешанную со скорбью радость… Из этих сотен людей абсолютное большинство узнали и полюбили Лизу в те самые дни, когда ее искали и когда оплакивали уже найденную убитой. 14 000 человек прошло через штаб поиска в течение полутора суток.

Плакали родители, родные, одноклассники и, наверное, учителя. И плакали те, кто видел ее лишь на фотографии в ориентировке и увидел сейчас – такую не по-детски серьезную в маленьком, лакированном гробике. Плакали, не стесняясь и не скрываясь, не только женщины и дети, но и взрослые мужчины, суровые и сумрачные. И слезы эти каким-то удивительным образом свидетельствовали о том, что люди живы и их сердца могут чувствовать чужую боль, как свою, и не потеряны они друг для друга и для Бога. О том, во что так трудно бывает верить в нашей текущей повседневности, о том, без чего так трудно бывает жить, а главное, служить. И я, как бы ни было тяжело, бесконечно благодарен Богу за то, что Он дал мне все это почувствовать и пережить.

Известие о смерти Лизы каким-то непостижимым образом стало на несколько дней одной из главных федеральных новостей. И вызвало отклик практически везде – несмотря на то, что наша жизнь, к сожалению, не бедна поводами для скорби. Отчего так? Мне кажется, оттого, что в ней отразилась с какой-то особой ясностью и силой та обыденная реальность, в которой мы существуем.

Убийца… Те, кто смотрел видео с его допроса, понимают, что этот жалкий, убогий человечек не похож на воплощение вселенского зла – так он ничтожен и мерзок. Он страшен своей обычностью и заурядностью. Он страшен тем, что является носителем феномена нулевой нравственности, страшен тем, что обычным и заурядным стало существование таких людей, как он. Людей, в которых человеческого практически не осталось, но они по-прежнему находятся среди нас.

Мне очень не хочется произносить пустые и банальные слова. Но я не удержусь от констатации того, что кажется, и вместе с тем не является почему-то для многих очевидным.

Многие говорят о том, что дорога, которой Лиза и множество других детей день за днем шли в школу и из школы домой, ужасна. В Саратове вообще немало таких мест. Но дело ведь не в дороге самой по себе, а в тех людях, которые могут нам встретиться на ней. Людях, до которых никому нет дела до того момента, как они ворвутся в нашу жизнь подобной болью, неся с собой то зло, которое выело до конца их собственное черное, словно выжженное дотла сердце.

Михаил Туватин, убивший Лизу, имел к моменту совершения этого преступления 6 судимостей, в том числе и за тяжкие преступления, в том числе и не погашенные. Последний раз он был осужден за изнасилование вкупе с разбоем, совершенное в день освобождения (!) после предыдущей отсидки. И рецидивист с такой биографией получил за циничное издевательство над несчастной девушкой всего 6,5 лет, столько же, сколько совсем недавно прокурор требовал для задержанного по самому настоящему недоразумению в Москве актера Павла Устинова.

С момента выхода Туватина на свободу до убийства Лизы прошло совсем немного времени. И, как ни страшно об этом говорить, нечто подобное было уже как бы запрограммировано, должно было произойти неизбежно, вся логика жизни и «развития» Туватина непреложно свидетельствует об этом. А еще страшнее то, что на воле таких Туватиных остается полным-полно – с такой же примерно биографией и с таким же примерно «развитием». И механизма, который позволял бы эффективно контролировать подобных людей, для которых ничего не значит ни жизнь, ни тем более честь другого человека, в том числе и невинного ребенка, у нас нет.

Нет приносящей реальные плоды системы надзора, нет систематических рейдов по местам, таящим в себе потенциальную угрозу, в которых эта угроза буквально сконцентрирована, как в пресловутых гаражах по дороге в Лизину школу.

И я далек от мысли о том, чтобы винить в этом самих сотрудников правоохранительных органов: очевидно, что их реформа, обусловившая сокращение численности личного состава и закрытие целого ряда специализированных учебных заведений вкупе с «палочной системой», сделала систему МВД зачастую просто бессильной перед лицом тех проблем, с которыми всем нам приходится сталкиваться сегодня.

На фоне уже происходящего ничего, кроме недоумения, а скорее возмущения, не вызывает известная инициатива еще большего сокращения штата полиции с условием повышения остающимся на службе заработной платы. Очевидно, что подобная идея может родиться лишь при условии совершенного незнания жизни на земле, то есть жизни обычных людей, рядовых, как все мы, граждан Российской Федерации.

Возможно, что для обеспечения порядка и безопасности в нашем государстве есть нужда в многочисленных подразделениях Росгвардии, их доукомплектовании и совершенствовании. Но, вне всякого сомнения, гораздо необходимее всем нам грамотные и профессиональные оперативники, подготовленные и честные сотрудники ППС, неравнодушные участковые (те, которые, как известно, от слова «участие»).

Об этом красноречиво и недвусмысленно засвидетельствовали последние события в Саратове. И горькая, совершенно неожиданная, алогичная гибель маленькой Лизы. И все то, что последовало за ней, о чем вы читали на большинстве федеральных сайтов и о чем читаете сейчас.