"Да, вокруг сегодня очень много боли. Но зачем говорить о ней, зачем думать, если ты ничего не можешь изменить? Какой в этом смысл? Разве не правильнее ради самосохранения закрыться от нее?".

Такие и похожие вопросы приходится слышать часто. Особенно часто – сегодня. И что ответить вопрошающим?

Наверное, лучше всего в данном случае вопросом на вопрос: "А "зачем" плакал Господь, входя в Иерусалим? Ведь Он знал, что город обречен, какой в Его слезах был "смысл"?

Да, Господь знал и знает всё.

Но Он плакал не "зачем", а просто потому, что Он есть Любовь, плакал потому, что Ему было жалко живущих в этом городе людей. Любимых, но не любящих. Спасаемых, но не спасающихся. Избавляемых от погибели, но погибающих.

И если нужно говорить о "смысле", то и он был, конечно. В частности, показать нам, что если и мы способны плакать в подобных обстоятельствах, не закрываясь, не прячась от них, то это значит, что и в нас есть хоть немного любви. Значит, и мы хоть немного похожи на Него.

Когда мы не хотим видеть чужую боль, отгораживаемся от нее, мы ожесточаемся, наше сердце покрывается такой броней, что сквозь нее потом не пробиться – ни к Богу, ни к себе самому.

Только чувствуя эту боль, переживая ее, можно по-настоящему, искренне сострадать страдающим, молиться о них. В сердце равнодушном молитва не рождается. Там вообще ничего не рождается, а только умирает. И само оно постепенно умирает…".

Так бы я ответил, пожалуй. Так и отвечаю чаще всего.