Есть такой замечательный фильм – «Голгофа», про священника, блистательно сыгранного Бренданом Глисоном (2013, Ирландия, Великобритания. Режиссер Джон Майкл Макдона). Его стоит посмотреть всем, кто его не видел, а кто видел лишь однажды, точно не лишним будет пересмотреть еще пару раз. Могу смело его рекомендовать людям нецерковным и даже совершенно неверующим. Но вместе с ними и прихожанам наших храмов, и священникам, и семинаристам. Всем то есть.

Однако этот пост – не рекомендация как таковая (хотя получается, что и рекомендация тоже). Он о другом, не о главном в этом фильме и не о главном в его герое, искреннем и настоящем человеке. Но все же об очень важном.

Там есть такой эпизод. Мужчина, ставший в детстве объектом сексуального насилия со стороны кого-то из клира католической церкви, задает персонажу Глисона, отцу Джеймсу вопрос: что он чувствовал, когда, как и все, стал узнавать об огромном количестве подобных преступлений, что он думал о детях, о том, через что они проходили?

И тот ответил: - Я отстранился…

На самом деле, повторюсь, герой фильма – живой и искренний человек. И не мне его за что-то судить, особенно после финала картины.

Однако я всегда думал о том, что это очень страшно – отстраняться, отказываясь видеть чужую боль, отгораживаясь от нее. И не только тогда страшно, когда ты способен помочь, принять участие, защитить, спасти. Но и тогда, когда ты ничего не можешь сделать, чтобы действенным образом облегчить участь страдающих, а можешь лишь сердцем принять, разделить их страдание, молиться о них, как если бы они были для тебя самыми близкими и родными людьми, сопереживать им – так, как если бы все происходящее с ними происходило с тобой.

Это правда не просто – так жить и так чувствовать. Но я точно знаю, что это необходимо. И особенно очевидно это должно быть для человека верующего. Ведь Господь – с каждым страждущим. И больше того – Он как бы отождествляет Себя с ними (Мф. 25: 35-40), относя все, что сделано или не сделано для них, к Себе. И хотя в данном фрагменте Евангелия и не говорится о сострадании как об одном из видов участия в чужой скорби, но совершенно очевидно, что все начинается именно с него. И если прочее почему-либо оказывается невозможным (так бывает нередко), то оно возможно всегда. И всегда должно быть.

А раз так, то нельзя оставаться невнимательным, близоруким, нельзя «не замечать» того, что происходит в мире, особенно – где-то совсем близко. Нельзя «отстраняться», нужно учиться видеть и быть рядом. Настолько, насколько получится.

Потому что тогда рядом мы будем не только со страдающими, но и с Ним. Или не будем – с ними. И с Ним – тоже…