игумен Нектарий

В наших сердцах Богу нет покоя
22.11.2010 - 10:48

Интервью из последнего (16-го) номера журнала "Православие и современность".

Призыв увидеть собственную греховность обращен к каждому христианину издревле, со времен земной жизни Спасителя. Вроде бы мы этот призыв слышим, вроде бы мы его воспринимаем, но насколько мы ему следуем на самом деле? Много ли мы видим, заглядывая в самих себя? Об этом – наша беседа с игуменом Нектарием (Морозовым).

– Каждый вечер мы открываем молитвослов и читаем: "…восстави падшую мою душу, осквернившуюся в безмерных согрешениях…", "…исторгни меня от окаянства и утешение подаждь душе моей окаянней"… И у многих из нас возникает скептический (или, возможно, наивный!) вопрос: неужели эти люди — святые подвижники, оставившие нам свои молитвы, – на самом деле так плохо относились к самим себе? Искренне считали себя настолько скверными? Ведь это противоестественно для человека! Мы склонны воспринимать эти слова как некие ритуальные формулы, произносимые просто потому что "так положено", или ради некоей благочестивой перестраховки. Нет, с тем, что у нас есть недостатки, мы согласимся. С тем, что мы "делали ошибки", "были неправы" и т.д. – тоже. Но с тем, что мы низки, скверны, грязны – ни за что.

– Я бы не стал обобщать и говорить "мы". Такое восприятие свойственно отнюдь не любому современному человеку. Все зависит от того, насколько внимательно относится христианин к самому себе, как глубоко он погружается в собственное сердце, насколько он честен с собой. С моей точки зрения, если человек с самим собой честен, если он вникает в свою внутреннюю жизнь, то, даже будучи еще неверующим, непросвещенным благодатью – он все рано не может не увидеть, насколько он плох. Другое дело, что человек XXI века находится в состоянии какого-то страшного нечувствия, неведения, незнания себя. Его душа больна, поэтому слова, которые мы находим в молитвах святых отцов, представляются ему чем-то либо надуманным, либо аномальным.

Вот мысль священномученика Петра Дамаскина: начало здравия души человеческой есть видение своих грехов бесчисленными, как песок морской. Пока мы их не видим, мы очень далеки от исцеления. Выше я сказал о человеке неверующем; что же касается верующего человека, христианина, то если он читает Евангелие глазами веры, он видит, насколько его жизнь не соответствует евангельскому закону. Ведь Евангелие – это не какой-то недостижимый идеал, это закон, по которому должна строиться наша жизнь. Нет отдельного закона для начинающих и отдельного для тех, кто уже в чем-то преуспел. Есть только один закон, и в нем написано: "Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем" (Мф. 5, 29). В нем сказано: "Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Мф. 5, 39). Если мы всерьез к этому относимся и видим, что мы не готовы этому следовать, как мы можем называть себя хорошими? Если мы видим, сколько скверных, нечистых помыслов толпится в нашем сердце, как мы можем не считать себя мерзкими и нечистыми? Если же мы себя таковыми не считаем, то значит, мы либо невнимательны к себе, либо нечестны с самими собою, либо не воспринимаем Евангелие всерьез. Это наша общая страшная болезнь – поверхностность жизни. И еще одна болезнь – постоянно сравнивать себя с другими: "Я ведь не хуже других, по сравнению вон с тем человеком я очень даже ничего". Но на самом деле у нас есть только один образец, с Которым мы должны себя сравнивать: Христос. Именно с Ним сравнивали себя святые отцы, и благодаря этому так ясно видели свою мерзость, греховность, нечистоту.

– Но ведь они были святыми при этом – удивительными людьми, чистыми, светлыми, высокими духом.

– По сравнению с нами… Вы когда-нибудь вслушивались в возглас перед чтением Евангелия на полиелейной службе: "Яко свят еси Боже наш, и во святых почиваеши"? Господь почивает, упокоевается в сердцах святых, сердце святого – это место покоя Божия. А наше сердце – место борьбы с Богом. Не борьбы Бога с дьяволом, как говорил Достоевский, а нашей собственной борьбы с Богом. В нашем сердце Ему нет покоя! Он борется с нами за нас самих. Святой по мере очищения, по мере приближения к Богу видит Его чистоту и святость – "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" (Мф. 5, 8). Человек, очищающий себя, становится способным к познанию Бога, умному, сердечному благодатному познанию. Но чем лучше человек видит чистоту и святость Бога, тем очевиднее для него его собственная мерзость. Удивительный парадокс: чем чище становишься, тем больше видишь свою нечистоту! Но, тем не менее это так. Откуда эти слова Авраама – "Я прах и пепел" (Быт. 18, 27)? Если бы он не знал Бога, он не мог бы этого сказать. И если бы Иов не знал Бога, он не сказал бы, что перед Ним и небо нечисто (см.: Иов. 15, 15).

– Если человек говорит о себе вот так: ну и что, я не хуже других, я вполне положителен, вполне приемлем, почему я должен воспринимать себя отрицательно, это означает, что он не знает Бога?

– Да. Не знает Бога, не знает самого себя и не знает других людей по-настоящему. Как мы можем судить, лучше или хуже мы наших ближних? Разве мы знаем, что у другого человека в сердце, и как он жил до сих пор, с какой точки он "стартовал"? Может быть, этот человек внешне хуже, формально "отрицательней" нас, но он прошел такой путь, которого мы не прошли. Может быть, его противостояние греху превосходит наше противостояние, и совершенно иначе Бог будет судить этого человека, нежели нас.

– Весьма распространенный психотерапевтический призыв – принять себя таким, как есть. Разве он не содержит доли истины? Может ли человек жить без положительного отношения к себе – хотя бы в каком-то необходимом минимуме?

– У святых отцов был другой призыв – не "прими себя таким, каков ты есть", а "познай, каков ты есть". Познать себя очень важно, иначе как человек поймет, что ему с собою делать? Бывает так, что человек, придя в Церковь, сразу устремляется к каким-то вершинам святости, а на деле-то он, как говорил авва Дорофей, не прекратил еще нисхождения в ад. Начало добродетели именно в этом – в том, чтобы прекратить спуск. А сегодня человек приходит в храм – и молится, и участвует в Таинствах, но делами своими, помышлениями продолжает нисхождение в бездну. Почему? Потому что он не познал себя, каков он есть на самом деле, он от самого себя скрыт. Познание себя есть вещь очень болезненная; святые отцы писали, что если бы Господь сразу открывал каждому человеку его греховность, его страстность, его нечистоту, то многие люди просто не смогли бы этого выдержать.

То, как свидетельствовали о собственной греховности святые, – это не психологизм, не намеренное самоуничижение, это искреннее исповедание людей, познавших, что они есть на самом деле. А мы должны подумать: если они таковы, то каковы же мы!

То, о чем Вы говорили – неспособность, отказ человека применить эту меру к себе – далеко не ко всем сегодняшним христианам имеет отношение. Я знаю это из собственного опыта, опыта других священников, монахов, близких мне людей. Когда я был еще мирянином и впервые открыл молитвослов, у меня возник не тот вопрос, с которого вы начали, а другой: неужели святые чувствовали то же, что и я? То, что я это чувствую – естественно, я такой и есть, а почему они?..

– Но, если мы будем считать себя настолько плохими, низкими, скверными и т.д., как мы сможем отстоять себя, защитить?

– Это очень важный момент! На самом деле по-настоящему приблизиться к Богу может только человек, который перестает защищаться. Самозащита, о которой вы сейчас сказали, – это преграда между нами и Господом, защищаясь, мы не даем Богу действовать в нас. Почему святые производили впечатление беззащитных детей? Почему преподобный Серафим при виде разбойников кладет на землю свой топорик и спокойно ждет своей участи? А другой святой при нападении врагов сказал себе: если Бог о тебе не позаботится, зачем тебе самому заботиться о себе? А потом, убедившись, что стал для врагов невидимым, сказал так: раз Господь позаботился обо мне, позабочусь и я сам о себе – уйду отсюда подальше.

– Но что это значит – перестать защищаться? Разве это реально для нас, живущих в сегодняшнем мире? Путь преподобного Серафима и других подвижников – это все-таки исключительный путь, путь единиц.

– В христианстве нет "пути единиц". Есть люди, которые решаются, и те, у кого решимости не хватает. Когда преподобного Серафима спрашивали: почему сейчас нет таких святых, как в древности, ведь люди те же! – он отвечал: "Люди те же, но решимости у них нет".

Перестать защищаться означает довериться Богу. У архимандрита Лазаря (Абашидзе) в его книге "Мучение любви" есть замечательный образ: чтобы научиться плавать, человек должен расслабиться в воде и довериться ей, тогда вода будет его держать, а комок напряженных мышц вода топит. Так и здесь: если человек не доверяет Богу, если он напряжен, зажат и все время пытается делать что-то сам, он противится благодати.

Защищается человек, который боится. А кто не боится, тот просто живет. Если у человека есть доверие к Богу, ему нечего и некого бояться. Кого ему бояться, если с ним Господь, и у него "и волосы на голове все сочтены" (Лк. 12, 7)? Наша самозащита – это свидетельство нашей слабости, нашего недоверия Творцу и несовершенства в вере. Это постоянный соблазн, который нам враг предлагает: защищайся! Когда мы защищаемся изо всех сил, у нас ничего не получается, мы видим, что мы не в силах себя защитить. А когда мы в конце концов опускаем руки, вступает Господь и делает все за нас.

– Создается все же впечатление, что сегодняшний человек в большинстве своем отличается от современников Василия Великого и Петра Дамаскина: он иначе воспринимает себя, у него высокая самооценка, он гораздо чувствительнее, самолюбивее – ему куда труднее признать себя великим грешником, недостойным милости Божией, чем человеку первых веков христианства или даже средневековья.

– Наш современник отличается от современника Василия Великого даже физически: мы ведь живем в совершенно других условиях, несем совершенно иные физические нагрузки, мы менее терпимы к внешним условиям: если в доме отключили горячую воду, то это для нас просто беда, а если еще и газ отключат? Наши предки были гораздо лучше приспособлены к внешним тяготам, нежели мы. А то, что касается нашей телесной составляющей, касается и души. Душа наша гораздо более изнежена, более слаба, больше подвержена различным порокам.

Кроме того, в современном человеке культивируется ощущение абсолютной ценности собственного Я. Иначе говоря, его, человека, собственной – без Бога – ценности. Вы говорите, что каждому из нас необходима какая-то положительная составляющая его самоощущения. Но у верующего человека одна такая составляющая – это то, что его любит Господь. Любит таким, какой он есть, и это счастье. Но Господь при этом хочет, чтобы человек стал лучше. Любовь Бога к нам – невзирая на все наше несовершенство, нечистоту – она-то и должна вызывать ответное желание стать лучше. В обычной мирской жизни как ведь порой бывает: мужчина, влюбленный в женщину, ради нее найдет в себе силы – станет и красивым, и спортивным, и мужественным, и воспитанным, и с любой вредной привычкой расстанется, чтобы только быть достойным ее любви. А если в мирской жизни, в отношениях между людьми так, то не так ли должно быть в жизни духовной?

– Но ведь Господь любит нас всех равно, несмотря на грехи, большие или меньшие?

– Господь любит всех людей равно, но люди в разной степени способны эту любовь воспринять. Человек может настолько умертвить свою душу, что она окажется неспособной этой любовью Божией согреться. Душа может оказаться настолько закрытой, что это тепло в нее не проникнет. Но если в человеке есть что-то, к чему любовь Божия может привиться, тогда это что-то очень частом становится началом его спасения. Известный пример из жития Петра Мытаря – он бросает в назойливого нищего хлебом, и с этого начинается его путь к Богу. Порой человек делает доброе дело почти случайно, но Господь дает ему почувствовать радость делания добра, и с этого момента в человеке что-то меняется.

– Господь любит, то есть принимает каждого из нас такими, какие мы есть — значит, и мы должны так же принимать друг друга, а у нас не получается.

– Когда мы любим другого человека, мы в какой-то степени уподобляемся Богу. Человеческая любовь – это отражение Божией любви, как сверкающая капля росы — отражение солнца. Чем менее человек потемнен, замутнен грехом, тем более он может любить. Мы потому и способны любить другого человека со всеми его немощами, недостатками, что Господь создал нас по образу и подобию Своему. Мы должны реагировать на греховность ближнего так же, как Господь реагирует на нашу. Господь ее покрывает любовью. Он стремится нас исправить, но каким же деликатным образом! — не вторгаясь в нашу жизнь, не разрушая ее, постепенно, шаг за шагом. И только тогда, когда мы уж совершенно твердолобы и жестковыйны, Он употребляет какие-то сильнодействующие средства. Нам не надо знать про другого человека, что он великий грешник, нам достаточно знать это о себе. Знать, что другой человек в глубине своей такой же, как мы. Мы пациенты одной и той же больницы. Если мы удивляемся тому, что сделал другой человек, как он поступил по отношению к нам, значит, мы с самими собой лукавим. Мы сами способны на то, что он сделал, поэтому наше удивление нечестно.

– Вернемся к молитвослову и одновременно к вопросу спасения. "…Творение и создание Твое быв, не отчаяваю своего спасения, окаянный" – это молитва Василия Великого, входящая ныне в Последование ко Святому Причащению. В отличие от святителя Василия, мы внутренне не допускаем такого – что Господь не спасет нас для вечной жизни, как бы ни были мы грешны. "Не может Он поступить со мной так жестоко!" – вот неотступная мысль многих из нас. Коль скоро мы уверены в любви наших близких, наших друзей, коль скоро есть у каждого из нас люди – ну, хотя бы один человек, который никогда не откажет в любви, что бы с нами ни произошло, как бы ни пали, чего бы ни натворили, то как мы можем в Боге не быть уверенными?

– Я и здесь не соглашусь: я знаю слишком много людей, которые испытывают огромные сомнения в своем спасении. И во мне самом никогда такой уверенности не было. Более того: преподобный Иоанн Лествичник говорит, что только боль человека от содеянного греха, только его сопряженное со скорбью и страхом погибели раскаяние в нем могут стать залогом спасения. Если человек убежден, что Бог спасет его "автоматически", то сомнительно, что такой человек обретет спасение. Внутренняя, сердечная уверенность в любви Божией не является в результате чтения богословских книг или святоотеческих творений. Уверенность в Его милосердии приходит к нам как опыт борьбы – опыт падений, опыт покаяния и опыт Его помощи. Только Господь знает, сколько может каждый из нас. Мы говорим: нет, это мне не под силу, этого я не могу. Но там, где проходит граница наших возможностей – именно там нам является Бог. До этой грани человек должен дойти, дотянуться, чтобы Господь подал ему наконец руку. Если человек живет вполсилы, он Бога не по-настоящему познает.

Господь поддерживает нас на нашем пути, но эта помощь часто бывает незаметной. Вот пример из отеческого предания: "Господи, как мне было тяжко на моем пути, как часто Ты оставлял меня наедине с моими скорбями и немощами!". – "Я все время шел рядом с тобою, видишь – на песке две цепочки следов". "Но именно там, Господи, где мне было труднее всего, – одна цепочка!". – "А это значит, что Я просто нес тебя на Своих плечах". Однако эти отрезки нашего пути, когда нам труднее всего, требуют от нас максимального напряжения всех наших сил, и только тогда Он взвалит нас, немощных, на Свои плечи.

Мы обманемся, если будем считать, что в нашей жизни всегда будут люди, которые дадут нам необходимую любовь и поддержку. Есть только Один, на Кого можно рассчитывать всегда, это – Господь. Почему Он вкладывает в уста псалмопевца такие слова: "Не надейтеся на князи, на сыны человеческие" (Пс. 145, 3)? Да потому, что нет ничего более зыбкого и неверного, чем человек.

Есть люди, которые непоколебимо уверены в совершенно невероятных вещах. Например, человек, который никому в жизни не помог, уверен почему-то, что ему помогут. Это ложная уверенность. А другой человек сам всегда и всем приходит на помощь, сам всегда готов поделиться с тем, кто нуждается. И он тоже уверен, что, когда ему будет плохо, о нем позаботятся. Но это другая уверенность. Живая вера в милосердие Божие – возвращаясь к сказанному выше – это плод труда. Потому что любовь должна быть взаимной, и она на самом деле гораздо более требовательна, чем долг, чем закон. Надеяться на Бога "просто так" значит надеяться на Него ложно. Это попытка паразитировать на Божией любви, и это род прелести. Человек вполне познаёт милосердие Божие только тогда, когда он дойдет до отчаяния в себе самом, в собственной воле, уме, интеллекте, способностях. Господь постепенно отнимает у человека неправильную веру в себя, в собственные силы, все это здание рассыпается, и человек понимает, что все "свое" его не спасет, не даст ему той вечной жизни, к которой он стремится. Когда он отчается, он поймет всем существом, что спасает только Господь, поймет, в чем подлинный смысл слова Спаситель.

Свойство солнца – согревать и светить. Точно так же свойство Бога – любить и спасать. Но любовь Бога спасительна для нас только тогда, когда мы откликаемся на эту любовь. Иначе она остается для нас лишь неким внешним действием и более того – тем, что послужит нам в осуждение. Согласно толкованию некоторых богословов, ад – это место, где грешника сжигает Божественная любовь. Любовь, которую он не способен воспринимать, от которой он бежал, скрывался, с которой боролся всю свою жизнь. Как мы можем говорить, что мы верим во всепрощение Божие, если сами никогда не прощали, если сердце наше настолько жестоко, что мы даже и не знаем, что это такое – прощение?

…даруй мне зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего – это из молитвы преподобного Ефрема Сирина. Осуждаешь брата – значит, не видишь собственного греха. Перестань сравнивать себя с другими, и постепенно увидишь, каков есть ты.

Беседовала Марина Бирюкова

ЖЖ игумена Нектария (Морозова)

 

Поиск

Главный редактор ИА "Взгляд-инфо" — Николай Лыков
Разработка и поддержка - Вячеслав Павлов